Занимательная зоология - Сабунаев В.Б. 1976

Животные-путешественники

Для животных путешествие не страсть,

а необходимость.

Н. А. Рубакин

Большинство сухопутных млекопитающих — «домоседы». Отдельное животное, семья или стадо, заняв определенный участок, не покидает его ни зимой ни летом.

Натуралист А. Онегов, много лет наблюдавший жизнь медведей в лесах Архангельской области, пишет, что каждый медведь занимает в лесу определенную территорию, которую считает своим домом. Границы «дома» соблюдаются настолько строго, что между участками сохраняется даже «ничейная» пограничная полоса — на ней остаются нетронутые ягоды, неразвороченные гнилые пни и муравейники.

Определенных границ придерживаются и другие звери. Так ведут себя лось и косуля, рысь и лисица, обычно площадь их «государства» не превышает десятка квадратных километров.

Лишь немногие млекопитающие совершают регулярные путешествия, или, как говорят биологи, — миграции. Дикие северные олени зимой оставляют тундры и перекочевывают к лесам, где слой снега тоньше и легче добыть ягель. Кабаны на Дальнем Востоке уходят зимой из падей и пасутся на склонах гор; там ветер сдувает снег и проще добраться до вкусных желудей и кедровых орешков. В Африке антилопы, буйволы, зебры в период дождей пасутся в саваннах, где в это время буйно растут травы. А в период засухи, когда растительность в саваннах выгорает, они перебираются поближе к рекам — на их берегах даже в жару зеленеет трава.

За травоядными животными переселяются и хищники. Львы, гиены, леопарды в Африке не отстают от стад копытных. Уссурийский тигр следует по пятам за стадами кабанов.

Изредка наблюдаются массовые стихийные переселения млекопитающих. В тундрах Скандинавии и на севере нашей страны водятся небольшие, чуть побольше домашней мыши, грызуны пеструшки-лемминги. Мех у них густой, желтый с темными бурыми пятнами. Лемминги «нелюдимы» и обычно живут в одиночку, а если и познакомятся, то затевают ожесточенные драки.

До; поры, до времени они живут на одном месте и ни о каких путешествиях не помышляют. Но вдруг зверьки начинают усиленно размножаться, самка приносит детей уже не один раз в сезон, а два, а то и три раза, растет количество малышей в семье. Тогда обычно робкие зверьки становятся «храбрецами» и отправляются в далекий путь. Путешествие они начинают поодиночке, но удобные дороги есть не везде, и в долинах между гор, на перешейках среди озер, у переправ через реки тропинки сходятся, и дальше пеструшки идут уже сомкнутыми колоннами. Они форсируют горные хребты, переплывают реки и даже входят в города. Добравшись до моря, они бросаются в волны и плывут, плывут, пока не утонут. Большинство отважных путешественников гибнет, и лишь немногие остаются в живых и заселяют новые угодья.

Массовые путешествия предпринимают иногда и белки. Они, как лемминги, начинают путь поодиночке, но постепенно миллионы зверьков собираются вместе и движутся широким фронтом. Их не останавливают ни большие города, ни безлесные пространства, ни широкие водные просторы. Попав в город, белки бегут по улицам, прыгают с забора на забор, с крыши на крышу. Подойдя к таким широким рекам, как Обь, Енисей, Амур, они бесстрашно бросаются в воду и, конечно, массами гибнут. Известен случай, когда белки пытались на Дальнем Востоке переплыть Татарский пролив.

Подобные миграции совершают и более крупные животные. Южноафриканские антилопы — горные скакуны — иногда ни с того, ни с сего вдруг собираются в тысячные стада и, покинув великолепные пастбища, уходят в выжженные солнцем пустыни, где и гибнут от голода. Идут они настолько плотными шеренгами, что, если даже сам «царь зверей» лев попадет в середину стада, ему не удается спастись, несмотря на самые отчаянные попытки.

Чем объяснить такие неистовые миграции?

Большинство ученых считают, что главную роль играет массовое размножение и связанная с ним нехватка корма и убежищ. Некоторые же ученые полагают, что пища здесь ни при чем. Ведь покидают же, говорят они, антилопы — горные скакуны — обжитые пастбища с сочной травой и уходят в пустыни? А саранча? Ее нашествия тоже не связаны с поисками пищи. Кто прав, сказать трудно, пока еще мы не располагаем достаточными данными.

Среди морских млекопитающих тоже много путешественников. Настоящие «бродяги» — усатые киты. Они то снуют туда и сюда в поисках корма, то предпринимают далекие странствия от экватора чуть ли не до самых полюсов. О том, что киты совершают огромные переходы, знали давно. Еще в XVIII веке в дальневосточных морях убивали китов с заросшими в их теле гарпунами голландской работы; загарпуненных в Перу добывали у Лабрадора, а раненных в японских водах встречали у побережья Чили. В желудке одного кита нашли жестяную коробку из-под зубного порошка с фамилией матроса. По надписи установили, что моряк выбросил жестянку в Антарктике у Полярного круга, а убили кита через десять месяцев у берегов Австралии. За это время он проплыл около 10 000 километров.

Однако на основании таких случайных находок нельзя было составить ясного представления о «китовых тропах». Для изучения миграции китов начиная с 1924 года стали метить. В них из ружей выстреливали особыми пулями-метками. Вначале пули делали из алюминия, а потом из нержавеющей стали и обрабатывали во избежание заражения ими китов пенициллиновой мазью. Всего к 1960 году помечено более 10 000 китов.

Изучение возвратившихся меток показало, что киты летом пасутся в холодных и умеренно-холодных водах. Здесь в это время бурно развивается планктон, и для китов всегда готов накрытый стол. Осенью вода делается совсем холодной, рачки перестают размножаться, а уцелевшие спускаются на большие глубины, где китам их уже не достать. Тогда киты, нагулявшие за лето жир, плывут на юг и в теплых водах вблизи экватора приносят детенышей. Но, судя по меткам, киты не пересекают экватор, и стада арктических и антарктических китов никогда не смешиваются. Все же ученые не считают это бесспорным, ведь случалось добывать в северном полушарии китов, на коже которых была водная растительность, типичная для южного полушария, и наоборот.

Так или иначе киты нашего полушария регулярно кочуют весной на север, а осенью на юг. Какой смысл таких путешествий? Смысл большой. Что бы произошло, если бы кит остался зимовать в Арктике? Корма зимой там почти нет, холодно, и для поддержания определенной температуры тела надо расходовать уйму жира. Да и китятам вредна холодная вода. В теплых морях корма тоже не много, но теплоотдача много меньше, и жир расходуется экономнее, его вполне хватает, чтобы перезимовать и совершить весной путь в отменные северные столовые.

В Антарктике усатые киты иногда проплывают много километров, чтобы найти небольшие полыньи среди льдов; в них они живут по месяцу и больше.

Предполагают, что в полыньях киты принимают «водные процедуры». Как известно, в морях и океанах подводные части кораблей обрастают, на них поселяются моллюски, ракообразные, водоросли, а на китах, кроме того, различные паразиты. Они увеличивают вес животного, тормозят его движение и беспокоят хозяина. В пресной воде, образующейся из тающих льдов, все эти «нахлебники» гибнут, а киты чувствуют себя в ней не хуже, чем в океанской.

Интересно, что, путешествуя, киты из года в год посещают одни и те же бухты, проливы и прочие участки морей. Как они находят дорогу в океане, пока не ясно, этим сейчас занимаются ученые.

Другие морские млекопитающие — моржи, тюлени, котики — тоже кочуют. Большую часть года они рыскают небольшими группами в знакомых участках океана, разыскивая рыбу, моллюсков, водоросли. Но как только наступает пора размножения, они массами собираются на одних и тех же лежбищах, чтобы принести детенышей и вновь уплыть в просторы океана.

Есть заправские путешественники среди летучих мышей. Их пищу в умеренных широтах составляют насекомые. Зимой такой пищи там нет, и летучие мыши засыпают, подвесившись к потолку в какой-нибудь прохладной пещере, либо улетают на юг. С помощью кольцевания удалось установить, что рыжие вечерницы из Литвы летят на зимовку в окрестности Дрездена, то есть пролетают около 750 километров. Нетопырь, окольцованный летом 1958 года в Воронежском заповеднике, был пойман осенью того же года в Турции около Стамбула. В этом случае путешественник пролетел 1750 километров. Но рекордсмены, по-видимому, все же некоторые североамериканские летучие мыши: они осенью прилетают на Бермудские острова, а до них надо лететь только над морем более 1000 километров.

Среди птиц «домоседов» можно пересчитать по пальцам. В северных и умеренных широтах, пожалуй, только домовый воробей стопроцентный «домосед». Всю свою жизнь и зимой и летом он проводит вблизи от того дома, под крышей которого он вывелся. Сороку, синицу, снегиря уже нельзя назвать настоящими «домоседами». Зимой они собираются около населенных пунктов, а летом рассеиваются по окрестным лесам. Глухарь, рябчик, дятел регулярно кочуют, правда, в пределах очень небольшой территории. Глухаря летом и осенью скорее всего можно встретить около ягодников, сначала на черничниках, потом на брусничниках и наконец на клюквенных болотах.

Зимой глухарь кормится хвоей, и его надо искать в сосняках. Тетерев весь год тоже живет почти оседло, но если не уродилась на березах сережка, его основной зимний корм, то он может перекочевать на значительные расстояния. Еще дальше летят из тундры белые куропатки; когда выпадают глубокие снега и до ягод не докопаться, они перелетают к окраине лесов и питаются побегами ивы. Вслед за белыми куропатками отлетают из тундры хищники — полярная сова, мохноногий канюк, им тоже нечем кормиться зимой в безжизненной тундре.

Обыкновенная серая ворона может быть и оседлой и перелетной птицей. Часть ворон, обычно старых, никуда не улетает и зимует там же, где вьет гнезда, некоторые беспорядочно кочуют, а часть, главным образом молодых птиц, отлетает к югу. Как правило, вороны не пролетают более нескольких сотен километров, но иногда они предпринимают и большие путешествия. Например, ворон, окольцованных в Ленинградской области, обнаруживали на севере Франции, то есть они пролетали около 2000 километров.

Но все эти птицы еще не настоящие путешественники. Птицы-путешественники, или, иначе, перелетные птицы — это те, которые регулярно отлетают с мест гнездовий на зимовку в строго определенные места.

Обычно перелетные птицы улетают зимовать в теплые края. Из европейской части Советского Союза, из Скандинавии они летят в Западную Европу, Африку и на юг нашей страны. В Англии, Франции, Испании тепло, снег выпадает редко, и здесь остаются зимовать скворцы, чибисы, вальдшнепы, утки. В Крыму и Закавказье зимуют чайки, жаворонки, зяблики, утки. Дальше в долину Нила летят журавли, кулики, трясогузки. В африканских саваннах проводят зиму соловьи, славки, удоды. Через Центральную Африку дальше на юг пролетают аисты, ласточки, кукушки.

Из Сибири птицы летят, в основном, в двух направлениях: гнездящиеся к западу от Енисея воробьиные птицы, гуси, утки улетают на побережья Каспийского и Средиземного морей; заенисейские птицы огибают с востока пустыни и горы Центральной Азии и зимуют в Индии, Китае, Вьетнаме. С Чукотки гуси, утки, кулики летят в Калифорнию, Мексику.

«Рекордсмены» дальних перелетов, пожалуй, полярные крачки. Они совершают удивительные путешествия. Крачки, выводившие птенцов на крайнем севере Америки, летят через Европу в Южную Африку, а оттуда часть перелетает в Южную Америку, а часть огибает мыс Доброй Надежды и зимует на островах Индийского океана. Крачки, гнездящиеся на сибирском побережье Ледовитого океана, путешествуют еще дальше; сначала они летят прямо на запад, затем, обогнув Скандинавию, летят вдоль берегов Европы и Африки и оттуда в Австралию и даже в Антарктиду. Такой путь они совершают дважды в году и в общей сложности пролетают расстояние, близкое к длине экватора!

Очень далеко летят на зимовки ржанки. Американские ржанки пересекают Северную и Южную Америку и останавливаются в районе Огненной Земли. Сибирские, гнездящиеся в Восточной Сибири на зиму перебираются в Новую Зеландию или на Гавайские острова.

Перелетные птицы южного полушария, наоборот, выводят птенцов на юге, а лето проводят на севере. Среди них тоже есть «рекордсмены» дальних перелетов.

Маленькие буревестники-качурки совершают почти такие же далекие путешествия, как полярная крачка. Они гнездятся на островах, расположенных между Огненной Землей и Антарктидой. А в марте — апреле летят на север и до осени живут у восточных берегов Северной Америки и у берегов Западной Европы.

Птицы не путешествуют весь день и ночь напролет. Обычно они летят 6—8 часов в сутки, а остальное время отдыхают и кормятся. В среднем за сутки птицы пролетают 300—400 километров. Однако если им приходится пересекать открытые водные пространства и плавать они не могут, то птицы летят безостановочно сутки и более и иногда покрывают расстояние более 3000 километров. Например, новозеландская кукушка перелетает из Новой Зеландии на Соломоновы острова, совершая без посадки путь над морем в 1500—1900 километров.

Наблюдение с самолетов показало, что птицы летят в среднем на высоте 300—500 метров. Аисты, орлы часто поднимаются вовремя перелетов на высоту до 1000 метров, а перепела и мелкие певчие птички, пересекая моря, летят над самой водой, на высоте всего нескольких метров.

Есть птицы, которые путешествуют вплавь и пешком.

Императорские пингвины откладывают свое единственное яйцо и высиживают птенца на Антарктическом материке, а зимуют в нескольких сотнях километров к северу среди плавучих льдов. Путешествие по материку пингвины совершают лежа, отталкиваясь ото льда своими крыльями-коротышками, или же пешком, а добравшись до открытой воды, они пускаются вплавь.

Чернозобые гагары гнездятся в сибирской тундре. В начале осени они по рекам движутся сначала на север, а добравшись до берегов Ледовитого океана, плывут уже на запад, огибают Таймыр, пересекают Карское и Баренцево моря и, обогнув Скандинавию, добираются наконец до мест зимовок в Балтийском море. Почти весь путь они совершают вплавь, лишь изредка поднимаясь на крыло.

Дрофы, североамериканская индейка большую часть пути при перекочевках совершают пешком. Некоторые натуралисты считают, что в своем путешествии с севера на юг и с юга на север коростель в основном тоже не летит, а бежит; скорее всего это мнение не обосновано.

Еще в IV веке до нашей эры знали, что многие птицы зимой куда-то исчезают, но что они улетают на юг, даже не предполагали. Высказывались самые нелепые предположения. Например, что кукушка осенью превращается в ястреба, что ласточки на зиму прячутся на дне прудов, что скворцы зимуют в пещерах.

Такие представления существовали очень долго, и только в XIII столетии появились более или менее правдоподобные описания перелетов птиц. В прошлом веке изучением перелетов занимались русские орнитологи А. Ф. Миддендорф, М. А. Мензбир, Н. А. Северцов. В наше время миграции птиц изучают многие советские и зарубежные ученые.

Вначале за перелетными птицами только наблюдали. Затем в конце прошлого столетия их стали кольцевать — наденут птице на лапку легкое алюминиевое колечко с адресом и номером и выпустят. По кольцу, снятому с пойманной или погибшей птицы, нетрудно установить, откуда она летела.

За последние 60 лет только в Европе и Северной Америке было окольцовано более 15 миллионов птиц. Сейчас за стаями птиц следуют на самолетах, засекают пролетные косяки радиолокаторами, изучают поведение птиц в специальных лабораториях.

Но и сегодня мы знаем еще далеко не все о путешествиях перелетных птиц.

До сих пор не ясно, почему многие птицы стали путешественниками. Некоторые ученые считают, что в этом повинны ледники. Наибольшее распространение получили две «ледниковые теории». По одной — птицы выводили птенцов раньше там же, где и теперь. Надвинувшиеся из Скандинавии ледники вынудили их переселиться южнее. Когда же ледниковый период закончился, переселенцы, повинуясь унаследованным инстинктам, вернулись на гнездование на старые квартиры и стали перелетными. По другой теории родина птиц была там, где теперь места зимовок. Птицы быстро размножались, в конце концов им стало тесно на родине, и, когда от льдов освободились огромные территории, они стали постепенно продвигаться к северу, покидая вновь обжитые места только осенью.

Безусловно, наступление ледников как-то повлияло на поведение птиц. Но кто знает, не были ли они путешественниками и до ледникового периода? Кроме того, ледниковая теория не объясняет, почему тропические птицы и птицы южного полушария тоже путешествуют, хотя там никогда не было оледенения. Не объясняет она также, почему некоторые птицы зимой летят не на юг, а на восток или, наоборот, на запад.

Существует биологическое объяснение перелетов птиц. Это надо понимать так — птицы всегда выбирают те места, которые в тот или иной сезон наиболее благоприятны для их жизни.

Осенью на севере с каждым днем становится все меньше и меньше насекомых, и насекомоядные птицы не успевают в течение короткого осеннего дня обеспечить себя пищей. К зиме замерзают озера, болота; утки, гуси, кулики не могут уже добыть ни водных растений, ни личинок насекомых. Позднее земля покрывается толстым слоем снега, и зерноядным птицам становится трудно докопаться до семян. И вот перелетные птицы оставляют родные места и улетают в теплые края, где больше пищи и длиннее день.

Этому противоречит отсутствие непосредственной связи времени отлета с понижением температуры и отсутствием пищи. Такие птицы, как овсянка-дубровник, стрижи, журавли, кроншнепы, улетают в начале августа, когда еще совсем тепло и пищи вдоволь. Что заставляет их лететь на юг так рано? Тут могут быть разные причины. Команду покидать родные края подает, по-видимому, особое «перелетное» состояние организма. Известно, что перелетные птицы, даже выведшиеся в клетке, когда наступает время отлета, становятся особенно активными: они перепархивают с жердочки на жердочку, бьются о стенки клетки и стремятся лететь в ту сторону, куда сейчас летят их родичи.

Против биологического объяснения говорит и то, что многие птицы летят в такие места, где климат и условия питания зимой такие же, как на их родине летом. Так поступает полярная крачка, летящая в Антарктику, стрижи и ласточки, направляющиеся в Южно-Африканскую Республику, американская ржанка, зимующая в Аргентине.

Некоторые птицы летят зимовать в те места, где жили их предки. Например, маленькая пеночка-таловка летит из Лапландии через всю Европу и Азию и останавливается зимовать в Таиланде. А пеночка-весничка осенью направляется с Колымы на запад, а затем поворачивает и зимует в тропической Африке. Считают, что они переселились в Лапландию и на Колыму с мест своих зимовок и летают туда и сейчас.

Большинство птиц, по-видимому, подобрали себе места зимовки не сразу. Когда-то они задерживались то там, то тут. Но постепенно нашли себе места по вкусу и стали летать в эти края из года в год. Выводить птенцов лучше на севере. Здесь огромные территории, врагов меньше, а это особенно важно, так как яйцами и птенцами не прочь полакомиться любой хищник. День в северных широтах летом длиннее, и родители больше часов в сутки могут охотиться и кормить птенцов. Время высиживания яиц и в Арктике и в тропиках почти одно и то же; у птиц высокая температура тела, и птенцы выклевываются в срок и в холодном климате.

Вызывает изумление способность птиц определять, когда надо лететь в родные края. В долине Нила, где зимуют журавли, климатические условия в марте и в апреле почти одинаковые. Но ежегодно в начале апреля журавли строятся клином и прилетают на север как раз тогда, когда освобождаются от снега моховые болота, где они проводят свои весенние песни и пляски. Вальдшнепы зимуют там, где снега не бывает, но как только в лесу образуются первые проталины, длинноносый шоколадный красавец уже тянет над макушками берез. А гуси! Как они знают, купаясь в теплых водах южного Каспия, что на родном Таймыре вот-вот вскроются озера и надо спешить, чтобы не потерять ни одного дня короткого полярного лета?

Скорее всего сигнал «к полету» им подает готовность их организма к размножению, но только ли эта причина дает толчок к началу весеннего перелета, пока еще никто не знает.

Много орнитологов занималось изучением «навигационных приборов» птиц. Для объяснения их загадочной способности лететь куда нужно предложено множество гипотез.

Долгое время натуралисты считали, что дорогу молодым показывают старые опытные птицы, не раз совершавшие перелеты с севера на юг и с юга на север. Действительно, утки, гуси, журавли путешествуют косяками, состоящими из старых и молодых птиц. В этих случаях ведущая роль стариков очевидна. Однако детальное изучение перелетов методом кольцевания показало, что старые и молодые птицы далеко не всегда летят вместе. Выяснилось, что многие молодые воробьиные птицы направляются на юг раньше взрослых. У кукушек, наоборот, отец и мать рано улетают на зимовку и оставляют воспитывать птенцов приемным родителям, зимовки которых расположены совсем в других местах.

Так же поступают и некоторые буревестники. Они выводят птенцов в глубоких норах. Отец и мать вначале очень усердно кормят птенцов, и через несколько недель те настолько обгоняют в толщине своих родителей, что уже не могут выбраться из узких нор. Старых птиц это мало волнует, и, когда наступает время перелета, они оставляют разжиревших птенцов худеть в норах и отлетают к местам зимовок. Иногда перелетные пути молодых и старых птиц не совпадают. Взрослые американские ржанки летят из Канады в Аргентину западной дорогой, пролетая значительную часть пути над морем. Молодые же выбирают «сухопутную» дорогу и летят над Панамским перешейком.

Во всех подобных случаях взрослые птицы не могли показать дорогу молодым, и они попадают в районы зимовок совершенно самостоятельно, руководствуясь только наследственным миграционным чутьем.

Наличие у перелетных птиц наследственного чувства направления доказывают и такие опыты. Группу только что оперившихся аистов увезли на несколько сот километров западнее гнезда. Когда наступило время перелета, они полетели западнее обычного направления и, конечно, не попали к местам зимовок. Точно так же вели себя молодые вороны, завезенные на восток или запад от места рождения.

Путь птиц во время их осенних и весенних перелетов почти никогда не бывает прямым, обычно в дороге они делают не один поворот. Значит, в наследство от родителей они должны получить и вехи, отмечающие каждый поворот. Какие же вехи могут служить для птиц ориентирами?

Мы знаем, что у птиц отличное зрение. Во многих случаях зрительные ориентиры бесспорно могут помочь им найти правильную дорогу. В поисках пищи для птенцов родители иногда улетают очень далеко от дома и безошибочно возвращаются к гнезду. Здесь главную роль играют зрительные ориентиры — группа берез, высокая ель, овраг, озеро, хутор или деревня. Иногда пролетные пути птиц идут вдоль широких рек, высоких горных хребтов, по берегам морей и больших озер; здесь тоже может пригодиться зрительная ориентировка. Но что может увидеть перепел, пересекающий Черное море над самыми волнами, или мелкие певчие птички, летящие ночью над безбрежным океаном?

Орнитологи искусственно ставили птиц в такие условия, в которых им в выборе правильной дороги не могли помочь зрительные ориентиры. Птиц в закрытой коробке перевозили поездом, на автомобиле, самолетом на сотни и даже тысячи километров от гнезда. Больше всего опытов по возвращению «домой» проведено с домашними, так называемыми почтовыми голубями. Прежде, до изобретения телеграфа, их часто использовали для доставки срочных донесений. Выяснилось, что молодые птицы могут возвращаться домой с расстояния не более 100—150 километров. Хорошо натренированные голуби безошибочно возвращаются в голубятню с 600—800 километров, совершая этот путь за один день. Отдельные рекордсмены находили дорогу, если их увозили даже за 2400 километров от дома, при этом они находились в пути 2—3 суток.

Возвращение домой домашних голубей не особенно показательно; их вначале выпускают совместно с опытными птицами, а затем специально тренируют, постепенно завозя все дальше и дальше. Однако и дикие птицы иногда находят дорогу не хуже, если не лучше голубей.

Пару буревестников, устроивших себе гнездо в расселине скалы на маленьком островке вблизи западного побережья Англии, поймали и увезли самолетом в Венецию. Этот путь по прямой составил 1500 километров. Через 14 дней один из буревестников вернулся в гнездо. Буревестники — морские птицы и никогда над сушей не летают; поэтому считают, что возвратившаяся птица летела над Средиземным морем через Гибралтарский пролив. В этом случае она пролетела не меньше 6000 километров, делая в день около 425 километров.

Вертишейка была поймана на гнезде в Берлинском ботаническом саду. Ее окольцевали и увезли в Грецию. Через 10 дней она вернулась домой и уселась на гнездо.

На острове Мидуэй, расположенном вблизи Гавайских островов, поймали на гнездах 18 альбатросов. Их самолетом доставили в шесть различных пунктов Тихого океана, находящихся от острова на расстоянии от 200 до 6500 километров. 14 птиц вернулось на гнезда, пролетая в среднем 350 километров в сутки. А один альбатрос, завезенный за 6500 километров на Филиппинские острова, вернулся через 32 дня.

Конечно, ни о каких зрительных ориентирах здесь говорить не приходится. Тогда возникает вопрос: какими же навигационными приборами пользовались птицы?

Еще в прошлом столетии А. Ф. Миддендорф предположил, что при перелетах птицы могут ориентироваться по магнитному полю Земли. Ученых вполне устраивала такая гипотеза. Если она верна, то загадочный «птичий компас» найден.

Начались опыты. Птиц помещали в искусственные магнитные поля различной силы — они никак не реагировали. Подвешивали им на шею, крылья, лапы миниатюрные магнитики, которые должны были изменить ориентировку, но птицы с магнитами и без них летели в одном и том же направлении. Магнитную гипотезу отставили. Но сейчас вновь раздаются голоса, что магнитное поле должно влиять на навигационные способности животных. Неудачи опытов объясняют их несовершенством. Кто прав, покажет будущее, но окончательно списывать со счета магнитную гипотезу пока еще преждевременно.

После неудачи с магнитной гипотезой появились новые. Высказывались предположения, что птицы ориентируются при миграциях по тепловому излучению, по электрическому полю, по силам, возникающим при вращении Земли, по разнице в освещенности небосвода на юге и севере. Некоторые орнитологи считали, что у птиц вообще нет никаких навигационных приборов и они находят верный курс путем проб и ошибок. Но правильность всех этих гипотез не удалось доказать, и они не получили широкого распространения.

Тогда стали подумывать, а не могут ли птицы ориентироваться по солнцу и другим небесным телам. На первый взгляд это кажется невероятным. Ведь для того, чтобы определить широту и долготу места, нужны сложные приборы — секстан, хронометр, — навигационные таблицы; а их-то у птиц никак не может быть.

Тем не менее их небесную ориентацию решили проверить.

Для этого построили круглую клетку с прозрачным дном и сетчатым потолком, через которые можно было наблюдать поведение подопытных птиц. В центре клетки установили одну жердочку и несколько штук по краям. Опыты проводили со скворцами, выращенными в неволе отдельно от взрослых птиц. Наблюдение вели весной, когда птиц охватывает перелетное беспокойство и «вольные» скворцы в данной местности стремятся на северо-запад. Как показали опыты, скворцы в клетке тоже предпочитали северо-западное направление, — они все время перелетали от центральной к северо-западной жердочке и обратно. Если клетку поворачивали вокруг оси, они все равно выбирали то же самое направление. Затем клетку затянули светонепроницаемой материей, оставив только шесть окошек, через которые птицы могли видеть большую часть неба. Скворцы продолжали перелетать в том же направлении. Тогда к окошечкам приделали дверцы с зеркалами, которые при определенном повороте смещали видимые участки неба на 90°. Теперь скворцы стали перепархивать с центральной жердочки на юго-западную, то есть изменили направление как раз на тот же угол. Такое поведение скворцов наблюдалось в ясную погоду, а в пасмурную их поведение было неопределенным. В дальнейшем установили, что скворцы могут обнаруживать кормушку с зерном, руководствуясь положением солнца. Стало очевидным, что скворцы выбирают направление, ориентируясь по солнцу.

Но все же оставалось много неясного. Ведь солнце все время перемещается на небосводе, и, чтобы сохранить постоянное направление полета, птица должна уметь определять угол между направлением своего движения и положением солнца.

Как бы решили эту задачу мы? Предположим, нам надо определить, где юг, из окна ленинградской квартиры в июне в 15 часов. Известно, что в 12 часов (по солнечному времени) солнце находится точно на юге. Как мы уже говорили, за час солнце проходит дугу, соответствующую углу в 15°. Значит, за время с 12 до 15 часов солнце проходит дугу 15°×(15—12)=45°. Отложив этот угол влево от того положения, где солнце находится сейчас, мы узнаем, где оно было в 15 часов, а следовательно, где находится юг.

У многих животных, в том числе у птиц, есть внутренние биологические часы, и теоретически они могли бы решить такую задачу. Конечно, они действуют как-то проще и не откладывают углов, но как — это нам пока неизвестно.

Позднее в точно такой же круглой клетке повторили опыты с ночными путешественниками. Изучали поведение европейской славки, которая мигрирует по ночам. Опыты проводили под открытым небом и в планетарии. Выяснилось, что в пасмурную погоду славки беспорядочно порхают по клетке, не отдавая предпочтения какому-нибудь определенному направлению. Если же звезды на небе четко видны, то птицы двигаются уверенно, придерживаясь весной северного направления, а осенью южного. Эти опыты удавались даже с птицами, никогда ранее не видевшими звездного неба.

Способность птиц ориентироваться по звездам подтвердили опыты с кряковыми утками, обитающими на западном побережье Англии. Эти утки, если их выпускали из клетки, всегда летели в северо-западном направлении. Для того чтобы выяснить, какими ориентирами они пользуются, у птиц постепенно изменили суточный ритм.

Затем уток с «переставленными часами» выпустили ночью, и все они устремились на северо-запад. Совершенно очевидно, что здесь солнечные часы не играли роли и утки ориентировались по звездному небу. Какие его участки играют решающую роль, покажут дальнейшие исследования.

Итак, четкого ответа на вопрос, как ориентируются птицы в пространстве, мы не получили. Скорее всего у птиц не один способ ориентировки, причем решающую роль, может быть, играет не наследственная интуиция, не зрительные ориентиры, не небесный компас, а совсем новый, неизвестный нам навигационный прибор. Здесь еще много интересной работы для орнитологов.

Отличные мореходы морские черепахи: бисса, зеленая черепаха. Об их регулярных путешествиях знают еще очень мало или, вернее, ничего не знают. Известно только, что весной они покидают места кормежки и отправляются всегда к одним и тем же отмелям, где, выкопав в песке глубокую яму, откладывают в нее белые круглые яйца. Как велики эти путешествия и есть ли у черепахи в океане «проторенные дороги» — неизвестно. Зато установлено, что черепахи, завезенные на кораблях за тридевять земель, безошибочно находят дорогу домой.

Профессор флоридского университета Арчи Карр в своей книге «Наветренная дорога» описывает не один такой случай.

Однажды меченая черепаха с отмелей Москито была увезена на Каймановы острова. Вскоре после ее прибытия на место поднялся сильный ветер, и прилив затопил садки, а через 12 дней черепаху поймали у того же подводного рифа и в ту же сеть, что и в первый раз. Эта черепаха проплыла, если считать по прямой, 640 километров и двигалась со скоростью более пятидесяти километров в день.

Рекордное путешествие совершила старая, покусанная рыбами черепаха с тавром. Она удрала из загона во Флориде во время урагана. Туда она попала на шхуне, лежа на спине, и не могла видеть и запомнить никаких ориентиров; тем не менее она проплыла 1500 километров и возвратилась к родному рифу вблизи Москито. Фактически путь был еще длиннее, так как прямая линия, соединяющая Флориду и Москито, пересекает западную оконечность Кубы, а морские черепахи, как известно, не совершают пеших переходов.

Ясно, что, плывя «куда глаза глядят», черепахи не могли попасть на свои обжитые квартиры, следовательно, они тоже располагают каким-то неизвестным нам «навигационным прибором».

Удивительные путешествия совершают рыбы.

Неутомимый путешественник лосось, или семга, хотя первые годы жизни он домосед и не удаляется далеко от родных мест. Но в реке лососи растут медленно, им не хватает пищи проходит год, два, а то и пять лет, и молодые лососики, достигнув за это время всего лишь 15—18 сантиметров в длину, уплывают в море.

По пути из пестрых рыбок они становятся серебристыми. В море лососики начинают усиленно кормиться. Морской стол богатый — сельдь, песчанка, молодь трески, ракообразные — ничем не брезгуют лососики и быстро прибавляют в весе.

Миграции лосося в океане мало изучены, но кое-что об этих рыбах-путешественниках ученые все же узнали. Для того, чтобы лучше представить себе, как путешествуют лососи в морях, некоторых рыб вылавливают, прикрепляют им к жаберным крышкам «личный знак» из металла или пластмассы, в котором сообщается, где и когда рыба была поймана, и отпускают их снова на свободу.

Наблюдая за мечеными лососями, ученые установили, что обычно они не уходят от устья родной реки далее 100—150 километров. Но бывало и так, что лососей, покинувших реки Швеции, ловили у берегов Федеративной Республики Германии, у берегов Норвегии попадались шотландские лососи. Во всех этих случаях они проделывали путь по морю свыше 1000 километров.

Исключительно длинное морское путешествие совершила одна семга из реки Выг, впадающей в Белое море: 10 июня 1935 года она была поймана в западной Норвегии. Ее пометили и выпустили, а 1 августа, то есть через 50 дней, она была выловлена в устье своей родной реки. Таким образом, эта семга за 50 дней проплыла свыше 2500 километров!

В море лосось проводит несколько лет (1—6), а затем вновь входит в реки.

Подъем в реки наблюдается в разное время года. В одни реки лосось входит весной, в другие летом, а в некоторые осенью и даже зимой, а нерестует всегда только осенью.

Поднимается лосось по реке не всегда на одинаковое расстояние. Если встречаются удобные места для нереста, он откладывает икру в среднем, а иногда даже в нижнем течении. Но чаще всего он поднимается в самые верховья рек, в мелкие притоки, и даже ручьи с чистой холодной водой, быстрым течением и песчано-галечным грунтом.

К местам нереста лососи могут пройти 1000—1500 километров, а тихоокеанский лосось — чавыча — проходит по канадской реке Юкону свыше 3500 километров.

Лососей не останавливают ни быстрое течение, ни мелкие перекаты, ни пороги и водопады. Перекаты они преодолевают ползком на брюхе, иногда выставив из воды всю спину. Водопады штурмуют, прыгая на 2—3 метра в высоту. Если первая попытка не удалась, лосось, отдохнув, повторяет ее снова, и так до тех пор, пока водопад не будет взят. Ведь надо спешить, чтобы вовремя добраться до нерестилища.

Ученые долго не знали — возвращаются лососи в ту же реку и на то же нерестилище, где они вывелись из икринки, или нет. Между тем решение этого вопроса имело важное значение для рыбоводов. Какой смысл, скажем, на Неве или Нарве строить рыбозаводы и выпускать мальков, если взрослые лососи уйдут на нерест в другие страны и там будут выловлены!

Работы велись несколько лет, и в результате было установлено, что за редким исключением лососи возвращаются домой.

Возвращение лососей к родным местам не является врожденным. Это подтверждается тем, что молодые лососики, выклюнувшиеся из икры, завезенной за сотни километров в другие реки, приходят на нерест именно в эти реки, а не в те, где вывелись их родители.

Процент не вернувшихся к родным нерестилищам не велик. Но он биологически важен для сохранения вида. Предположим, что путь в родную реку будет закрыт испортившейся в ней водой, обвалом или плотиной. Тогда со временем за счет «заблудившихся» рыб в другой реке образуется новое стадо лососей и род не погибнет.

Почти такие же путешествия, как атлантический лосось, совершают и тихоокеанские, или дальневосточные — кета, горбуша, нерка, чавыча, кижуч. Только молодь тихоокеанского лосося меньше задерживается в реке. В пресную воду тихоокеанские лососи идут огромными косяками, во время хода внешне резко изменяются и после нереста поголовно гибнут.

При изучении лососевых миграций возникает масса интересных вопросов. Какой биологический смысл имеют миграции? Как и когда они возникли? Как лососи ориентируются в океане и находят свою родную реку?

Почему молодые лососики уплывают в море — легко объяснимо. Таким крупным рыбам, при большом скоплении в реке, просто не хватило бы пищи, а это привело бы к их вырождению и гибели.

И навсегда переселяться в море лососям также не выгодно. Они ведь выметывают не так уж много икринок, и многочисленные морские хищники быстро их уничтожат.

О том, как и когда возникли миграции лососей, существуют только гипотезы.

Вот одна из них. Давным-давно, в период оледенения, лососи постоянно жили в океане. Икру они охраняли. Это вынуждало лососей долго голодать. Но вот несколько рыб случайно выметали икру в устье реки. Вода здесь почти не соленая, а, как известно, многие морские хищники недолюбливают пресную воду. Лососи выгадали: икру стало легче охранять, и потомство этих лососей вновь отложило икру в опресненной части моря.

Так постепенно лососи освоились в пресной воде. Они поднимались все выше и выше по реке, и чем дальше, тем лучше оказывались условия: меньше врагов, чище вода, больше удобных для нереста каменистых мест. Здесь можно было уже закапывать икру в песок и гальку и почти не сторожить ее.

Часть лососей заходят в реку в начале зимы, а икру мечут только следующей осенью, то есть проводят в пресной воде чуть ли не целый год. Все это время они ничего не едят!

Закономерен вопрос — почему лососи так поступают? Какой в этом смысл? Одни специалисты полагают, что для созревания икры лососи должны перезимовать в холодной речной воде, так же как зерна озимых сортов хлеба должны пролежать зиму в земле. Таких лососей, по аналогии со злаками, называют «озимыми».

Другие ученые не признают эту точку зрения. По их мнению, холод никак не может способствовать развитию икринок, скорее он будет задерживать его.

Они объясняют зимовку лососей в реке так: когда-то в доисторические времена лососи были слабее и не могли за несколько месяцев добраться до верховьев реки. Поневоле они зимовали в реке. И сейчас часть лососей продолжает поступать так же, как поступали их предки.

Отсутствует единое мнение и о том, как лососи находят дорогу к родным местам.

Жители побережий дальневосточных рек утверждают, что в каждой стае есть вожак. Он-то и приводит косяк к нерестилищу, точно так же, как старые глухари-токовики показывают молодым место тока.

Есть и другие точки зрения.

По мнению одних — лососи имеют особое наследственное чутье, которым и руководствуются при возвращении домой.

По мнению других — они обладают феноменально развитыми органами чувств.

И, наконец, третьи считают, что, находясь в океане и достигнув определенной упитанности, определенной степени развития икры и молок, лососи начинают искать пресную воду и подходят к берегам. Двигаясь вдоль берега, они проходят мимо одной, другой реки и сворачивают только в ту, где слышатся знакомые с «детства» запахи родной реки.

В одну из рек Северной Америки поднимается на нерест лососевая рыба — кижуч. Часть рыб нерестует в притоке этой реки, другие — в самой реке выше притока. Около нерестилищ установили ловушки, выловили около 30 кижучей и пометили различными метками рыб, пойманных в притоке и в реке. У части рыб той и другой партии обонятельные ямки заткнули и замазали вазелином. У другой — «носы» оставили нетронутыми. Всех рыб выпустили в реку ниже впадения притока и через некоторое время вновь выловили возле нерестилища.

Оказалось, что кижучи с заткнутыми обонятельными ямками распределились в реке и притоке произвольно. А рыбы со здоровыми «носами» за редким исключением направились туда, где они были первоначально выловлены. Подобные опыты повторялись в других реках и всегда с одинаковым результатом.

Сейчас предполагают, что основным путеводителем для лососей является запах воды, обусловленный присутствием в реке тех или иных не мигрирующих рыб.

Угорь, обитающий в реках и озерах Европы, прежде чем он попадет к местам нереста, совершает путь в 6000 километров. Подробности жизни этой рыбы узнали сравнительно недавно.

В древности считали, что угри появляются «сами по себе» Так, например, Аристотель писал, что угри зарождаются из дождевых червей, а черви — самопроизвольно из ила. По мнению другого ученого древности — Плиния — угри заводятся от слизи угрей, смешанной с илом, Позднее стали считать, что угри рождаются от живородящей рыбки бельдюги, которую кое-где и до сих пор называют угревой матерью.

Лишь в конце XVIII века итальянский ученый Модини нашел у угря зачатки икры. Однако биология угря по-прежнему оставалась загадкой для ученых. Кроме того, что угри выводятся из икры, было известно, что, достигнув определенного возраста, они уходят в океан и не возвращаются.

Решение загадки пришло неожиданно. В 1897 году итальянскому ученому Б. Грасси удалось вырастить в аквариуме из прозрачной рыбки лептоцефала (которую ранее относили к особому отряду) маленьких стекловидных угорьков.

Оставалось выяснить, откуда попадают лептоцефалы к берегам Европы. Этим вопросом занялся датский ихтиолог И. Шмидт. Прежде всего предстояло найти место, где встречаются самые маленькие личинки. С 1904 по 1913 год под руководством И. Шмидта было организовано несколько экспедиций. В результате удалось установить, что лептоцефалы появляются из юго-западного угла Атлантического океана.

Но вскоре началась мировая война и работы пришлось прекратить. Возобновились они только в 1920 году. В 1924 году И. Шмидту удалось установить, что самые маленькие личинки, длиной около 7 миллиметров, встречаются только в одном районе Атлантического океана, между Бермудскими и Багамскими островами, в Саргассовом море.

Эти сведения позволили ученым представить себе полную картину замечательного путешествия угрей.

В возрасте 5—7, а иногда даже 25 лет самки угрей отправляются в свое путешествие вниз по рекам в пути они перестают есть. Спина у них темнеет, брюшко светлеет, глаза резко увеличиваются. Угри приобретают вид глубоководной рыбы.

У входа в море самок поджидают самцы, которые никогда не заходят в пресную воду. Вместе они продолжают путешествие через океан. В пучинах Саргассова моря угри откладывают икру и погибают.

Ранней весной из икринок выклевываются личинки. Они прозрачны, имеют зубы и заостренный хвост. Постепенно личинки увеличиваются в высоту и принимают форму ивового листа. Такое строение помогает им легко держаться на поверхности и облегчает пассивное путешествие по воле течения.

Гольфстрим подхватывает лептоцефалов и несет их на север. Через два года на третий личинки попадают к берегам Европы. Здесь за зиму они постепенно превращаются в прозрачных угорьков. На четвертую весну стекловидные угорьки входят в реки, темнеют и становятся похожими на обычных угрей.

Маленькие угорьки достигают верховьев рек, входят в озера, а по некоторым данным, пробираются даже в замкнутые водоемы, переползая ночами на довольно значительные расстояния по сырой траве.

Не вполне ясно, как угри не сбиваются с дороги в океане и безошибочно достигают родных мест.

Одни ученые предполагают, что угри плывут в направлении постепенного потепления воды и таким образом попадают в Саргассово море. Другие считают, что угри стремятся в область максимальной солености.

Третьи утверждают, что в своем путешествии к нерестилищам эти рыбы ориентируются по солнцу и звездам. Не случайно, говорят сторонники астронавигационной гипотезы, у угрей к началу океанского путешествия резко увеличивается размер глаз.

Наконец, существует теория, что путь угрям к родным местам указывают течения. Оказывается, в придонном слое Атлантического океана течение направлено противоположно Гольфстриму. Угри плывут вниз по течению и безошибочно попадают на нерестилища. Пожалуй, эта теория наиболее правдоподобна.

Загадочно и возникновение миграций угря. На этот счет существует много разных теорий. Но советские ихтиологи придерживаются гипотезы русского ученого П. Ю. Шмидта. По его мнению, миграции угря возникли давным-давно, в доледниковый период. Материки тогда имели другие очертания, и нерестилища угря находились ближе к берегам Европы. Затем Гольфстрим изменил свое течение, и нерестилища отодвинулись к берегам Америки. Соответственно удлинился миграционный путь и продолжительность развития личинки.

Недавно английский ихтиолог Таккер высказал предположение, что все европейские угри не достигают нерестилищ в Саргассовом море и погибают по пути. А все угри, которые живут в наших реках, происходят от американских угрей, выметавших икру в восточной части Саргассова моря. К такому заключению он пришел потому, что никто не наблюдал нереста угрей и не видел самок с зрелой икрой.

Большинство ученых не согласно с этой теорией. Наиболее убедительно доказал ее несостоятельность французский ученый М. Фонтэн. Он посадил несколько самок угрей в кольцеобразный бассейн с водой той же температуры и той же солености, что и в Саргассовом море. Вода в бассейне приводилась в круговое движение. По временам самкам впрыскивался экстракт гипофиза. И вот через 3 месяца одна из самок, проплыв по кругу против течения около 4000 километров, выметала совсем зрелую икру.

Интересно, как небольшие изменения внешних условий сказываются на миграциях некоторых морских рыб, например, дальневосточных сардинок-ивасей.

С 1925 по 1940 год они наводняли прилавки наших рыбных магазинов и пользовались исключительным спросом. И не удивительно, — иваси селедочного посола и приготовленные, как сардины, в томате или масле — очень вкусны.

Промысел этой рыбки возник у нас в 1925 году. На Дальнем Востоке был создан специальный хорошо оснащенный флот, имевший свою авиаразведку. Промысел быстро возрастал и вскоре достиг почти 1,5 миллиона центнеров. Это было очень много.

Но в 1941 году сардинка не подошла к нашим берегам. Никто не знал, куда она подевалась. Десятки судов бороздили поверхность Японского моря, а над морем кружили самолеты. И все напрасно — сардина исчезла.

Загадку удалось разрешить только через несколько лет. Выяснилось, что иваси мечут икру у Японских островов и, закончив нерест, двигаются на север для откорма. Питаются они планктоном, которого больше всего там, где теплые течения встречаются с холодными.

Кроме того, было установлено, что сардины не переносят температур ниже 8 и выше 15°. Такой благоприятной зоной до 1941 года и оказалась шестидесятикилометровая полоса моря вдоль наших берегов. Здесь-то и ловили сардину.

Затем температура воды в этом районе упала до 7° и иваси уже не пошли в наши воды. Такая низкая температура держится и по сей день. Она объясняется уменьшением мощности теплого течения Куросиво, а это, в свою очередь, связано с общими атмосферными изменениями над Тихим океаном.

Насекомые тоже путешествуют, но о их путешествиях мы знаем немного. Очень уж они малы, и их странствия часто проходят для нас незамеченными. Но иногда насекомые путешествуют такими полчищами, что их не заметить может только слепой.

Грандиозное зрелище представляют нашествия саранчи. Вот что писали о них в старинных книгах:

«Наступает темный и бурный день. Как по вершинам гор расстилается утро, идет враг великий и сильный. Позади него горит пламя. Земля перед ним как цветущий сад, позади него — дикая пустыня. Ничто не спасается от него. Он скачет по вершинам гор с громом, подобным грохоту колесниц, с шумом, подобным треску пламени, пожирающего сухую траву. Земля задрожит перед ним, небеса затрепещут. Солнце и луна померкнут, и звезды потеряют свой блеск».

Кто не видел нашествия саранчи, не может представить себе этой картины. Тучи летящих насекомых на самом деле закрывают солнце, а общий вес саранчи в стае превышает 50 тысяч тонн. Позади такой стаи не остается ни одного листочка, ни одной травинки. Саранча не щадит даже тростниковых и соломенных крыш. Под тяжестью насекомых ломаются ветви деревьев. Они заполняют своими телами глубокие рвы, тушат зажженные на их пути костры, задерживают движение автомашин и поездов.

Почему саранча появляется вдруг в таких несметных количествах, узнали совсем недавно. Обычно она живет в пустынях и влачит там жалкое существование. Колючий кустарник и сухая трава — неважная пища, и у самок почти не образуется яичек, а те немногие, которые они отложат, погибают почти все на сухой раскаленной почве. Но когда выдаются дождливые годы, пустыня покрывается свежей сочной травой, песок становится влажным, и саранча начинает усиленно размножаться. Первое время личинки остаются там, где они вывелись из яичек, но как только саранча размножится на большой территории и приобретает стадные привычки, личинки как по команде отправляются в пешее путешествие. Весь день напролет они идут и идут вперед. К вечеру, едва похолодает, они взбираются на кусты и замирают. Утром, когда солнечные лучи как следует прогреют воздух, они трогаются в путь, сохраняя то же направление, что и вчера.

В дороге личинки несколько раз линяют и наконец превращаются в крылатых насекомых, и дальше уже по воздуху несется туча саранчи.

Зачем и куда они спешат? Как не сбиваются с взятого направления?

Вначале считали, что цель путешествия саранчи — поиски свежего корма. Но это неверно. Саранча может оставить на пути великолепные пастбища и улететь в пустыни. Мы уже встречались с такими бессмысленными на первый взгляд миграциями. Вспомните леммингов.

Показательно, что все подобные нашествия происходят в периоды массового размножения животных, и кто знает, может быть, это специальные «уловки» природы, чтобы избежать ненужного перенаселения?

Высказано много предположений о том, как выбирает и сохраняет саранча одно и то же направление. Сейчас большинство ученых придерживается «солнечной гипотезы». Вот что пишет известный французский биолог Р. Шовен:

«Может быть, молодые саранчуки в момент выхода из яйца фиксируют солнце в определенном направлении, которое уже никогда не забудут, потому что увидели его в некий, конечно очень краткий, период повышенной восприимчивости. А если так, то они, возможно, держатся этого направления всю жизнь, постоянно внося поправку с учетом суточных перемещений солнца, что способны делать многие насекомые…»

Долгое время считали, что бабочки не улетают далеко от того места, где они вывелись из куколки. На самом деле многие из них совершают почти такие же путешествия, как птицы.

Из европейских бабочек лучше всего изучены перелеты репейниц. Осенью, когда наступают холода и отцветает большинство цветов, молодые репейницы трогаются в путь. Пролетев сотни километров над полями и лесами Западной Европы, они форсируют Альпы, пересекают Средиземное море и останавливаются зимовать в Северной Африке. Здесь тепло, корма достаточно, и бабочки откладывают множество яичек.

Весной бабочки, родившиеся в Африке, собираются в огромные стаи и летят на север по тому же пути, по которому летели осенью их родители, только в обратном направлении. Перелетев через Альпы, часть бабочек задерживается здесь, а часть разлетается по всей Западной Европе, добираясь даже до Скандинавии.

Вскоре у бабочек, поселившихся на юге Европы, нарождается новое поколение, а в июне молодежь устремляется еще дальше на север и откладывает там яички. Из них-то и выводятся бабочки-путешественницы, улетающие в Африку. Бабочки же, откладывающие яички, погибают.

Большие путешествия совершают американские бабочки-даниды. Для изучения их миграций бабочкам наклеивали на крылья маленькие пронумерованные полоски бумаги. Так с помощью школьников было помечено много тысяч бабочек. Вскоре бабочки, помеченные в Торонто (Канада), были обнаружены около Нью-Йорка и дальше на юг, во Флориде и Техасе. Быстрее всех летела бабочка, выпущенная 13 сентября и пойманная 25 октября в Техасе за 2150 километров от Торонто. В среднем она путешествовала со скоростью свыше 50 километров в день. Дальше всех пролетела бабочка, пойманная в Мексике. Путь длиной 3000 километров она пролетела за 4 месяца и 7 дней.

В отличие от птиц бабочки летят не зигзагами, а по прямой. Если им на пути попадается дерево, то они не облетают его стороной, а поднимаются почти вертикально вверх и, пролетев над макушкой, снова спускаются вниз. Овраг они пересекают, спускаясь вниз по одному склону, а достигнув дна, поднимаются по другому. Создается впечатление, что бабочки избегают поворотов, побаиваясь сбиться с правильного пути. Как ориентируются бабочки в пространстве, пока никто не знает.

Всю жизнь в походах проводят кочевые тропические муравьи. Их известно несколько видов, но все они вооружены «до зубов» и отъявленные хищники.

На марше муравьи-кочевники идут колонной шириной в несколько сантиметров. По краям и во главе колонны шагают солдаты с огромными челюстями, в центре идут рабочие с грузом яиц и личинок, а где-то в хвосте шествует матка, окруженная солдатами-телохранителями.

Шеренга движется со скоростью медленно идущего человека, а муравьи-охотники снуют по обеим ее сторонам и не дают спуску никому. Пройдя с полкилометра, а иногда и больше, орда останавливается отдыхать. На привале рабочие, сцепившись лапками, образуют огромный клубок с ходами, ведущими к центру, по которым ползают взад и вперед муравьи-фуражиры. Во время остановки охотники рыскают по окрестностям и добывают пропитание для всей семьи.

Отдохнув, муравьи вновь строятся колонной и продолжают путешествие. Такой походный образ жизни они ведут до тех пор, пока личинки не начнут окукливаться. Куколкам нужен покой, и семья устраивает себе временное жилище среди камней, под поваленным деревом или в другом укромном месте. Теперь орда некоторое время живет оседло, куколки созревают, а самка откладывает все новые и новые тысячи яичек. Но как только из всех куколок выведутся муравьи и матка перестанет откладывать яички, орда вновь отправляется в поход.

Что гонит кочевников все вперед и вперед? Пищи в тропиках хватило бы и при оседлом образе жизни. Ученые считают, что сигнал «вперед» подает матка. Когда наступает перерыв в откладке яиц, активность муравьев резко повышается, и они приходят в движение. Какой это имеет биологический смысл, пока неизвестно.

Казалось бы, моллюскам, имеющим всего одну ногу, не до путешествий. Но и среди них есть «непоседы».

У берегов Америки живут моллюски-конкина. Они сидят, зарывшись в мокрый песок у самой воды. Но как только заслышат шум наступающего прилива, выбираются из песка и отдаются на волю волн. Приливное течение несет их к берегу, и где-то в пути они расстаются с волной и вновь зарываются в песок. Проходит несколько часов, океан отступает, а моллюски в это время выбираются из песка. Волна несет их назад в море, но, почувствовав, что скорость течения начинает убывать, они опускаются на дно и опять зарываются.

К чему моллюскам такие путешествия? А вот к чему. Сидя на месте, они вскоре съедают все, что можно съесть вблизи. Перебираться на новый участок своими силами нелегко, и они предпочитают, чтобы за них работал прилив.

Обитающие у нас в реках и озерах моллюски-беззубки устроились еще лучше — они подружились с рыбками горчаками. Моллюски и их личинки — тихоходы, и им самим трудно осваивать новую территорию. Горчаки, когда приходит время откладывать икру, снуют по всему водоему, отыскивая беззубок. Обнаружив беззубку, самочка горчака откладывает икру в мантийную полость моллюска, для чего у нее перед нерестом вырастает длинная трубочка, которую она вводит между створками беззубки. Внутри раковины никакой враг не обнаружит малюсенькие икринки. А кроме того, беззубки уползают с обсыхающих участков и спасают икру и неподвижных личинок от верной гибели. Беззубки радушно встречают горчаков. Им такие гости «на руку». Когда маленькие горчаки покидают родной дом, личинки моллюска — глохидии — прочно вцепляются в них. И рыбки разносят потомство неповоротливого моллюска по всему водоему.

Итак, мы уже многое знаем о путешествиях животных. Но какими навигационными приборами они пользуются, мы можем только предполагать. Между тем иметь электронный прибор, позволяющий точно ориентироваться в пространстве, было бы очень важно. Однако в распоряжении инженеров еще слишком мало данных для конструирования таких электронных моделей.

При современном развитии науки выяснить, как устроены навигационные приборы животных, вполне возможно. Вот один из путей. У лосося, пойманного в море в то время, когда он направляется на нерест, устанавливают на спине миниатюрный радиопередатчик. Смонтированный на полупроводниках, он может весить не более 25—30 граммов. Передатчик посылает в эфир сигналы. Их пеленгуют через определенные промежутки времени, и местонахождение лосося наносят на карту.

Проследив пути-дороги лососей, можно определить, что служит их вехами в пути и по какому принципу работает их безошибочный компас.

Подобные опыты проводились помимо рыб с морскими черепахами, голубями, казарками и другими животными.

Ученые предполагают, что в ближайшем будущем для приема радиосигналов прикрепленных к животным передатчиков будут использоваться искусственные спутники Земли. Тогда можно будет наблюдать за перемещениями животных на всем земном шаре. Скажем, проследить весь путь полярной крачки, летящей из Арктики в Антарктику и обратно.