Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Гапоненко Александр 2019

Плотник Никита Рябой

А. Монфферан. Плотник. Середина XIX века.

На следующее утро после бегства Паисия наместник вызвал Михаила Черного, рассказал ему о происшедших ночью событиях и поручил как можно скорее разобраться с боярином Бороздны. После этого князя Шуйского можно будет везти в Москву на следствие.

Наместник же, вместе со Степаном и Иллиодором, поехали к Гордею Старому вести переговоры о строительстве гуляй-города.

Хворостинин ехал рысью, Степан не отставал от него, монах, непривычный к верховой езде, тащился несколько позади.

Версты три не доезжая до дома кузнеца, они заметили его на ледяной глади небольшого озерца, находившегося рядом со смоленской дорогой. Подъехав поближе, всадники увидели, как Гордей ловко вытаскивает из прорубленной во льду проруби небольшой невод. Невод был полон мелкими рыбешками: окунями, карасями, плотвой. Среди мелочи виднелись три большие щуки, решившие полакомиться собравшейся вместе у проруби мелочью. Рыба приплыла подышать кислородом к проруби и стала легкой добычей кузнеца.

Гордей, увидев приближающихся всадников, высыпал свою добычу из невода в плетеную из ивовых прутьев большую корзину, сложил снасти в стоявшие рядом сани и поехал к дороге.

— Бог в помощь, Гордей! — поприветствовал подъехавшего рыбака воевода.

— Спаси Боже! — ответил тот.

— Мы к тебе в гости опять едем. Примешь? — спросил Хворостинин.

— Приму, почему не принять хороших людей? Вот, ухой из свежей рыбы угощу.

Гордей тронул лошадь и пустил сани по направлению к дому. Хворостинин со своими спутниками поехали вслед за ним.

Войдя в избу, хозяин отдал корзину с рыбой Наталье и велел приготовить уху, а сам с гостями сел за стол.

Хворостинин начал разговор:

— Мы, Гордей, к тебе посоветоваться приехали. Ты человек уважаемый, всех мастеровых людей в округе знаешь. Разузнали мы из одной немецкой книги, что есть такая военная хитрость, которая по-нашему гуляй-город прозывается. Состоит она из телег, к которым деревянные щиты для защиты воинов от врагов крепятся. Думаем сделать ее с твоей помощью, чтобы наших ратников от татарских стрел укрыть. Покажи Степан книгу.

Слуга достал привезенную монахом немецкую книгу и стал показывать кузнецу рисунки гуляй-города, схемы изготовления и крепления щитов.

Через пять минут рассказа Гордей его остановил:

— Построить такие щиты и навесить их на телеги можно без труда. Только, смотрю, это не столько кузнецкая, сколько плотницкая работа. Надо звать знающих в этом деле людей — старосту артели плотников Никиту Рябого, его помощников Пахома Семенова, да Луку Коренного. Сейчас пошлю Петра съездить за ними в Преображенье.

— Вот еще что, Гордей, — остановил хозяина князь. — Надо наладить производство тегиляев — мягких доспехов из парусины, подбитых пенькой. Для этой тоже нужны подходящие люди.

— Найдем, Дмитрий Иванович, — заверил кузнец. — На Руси много добрых мастеров живет. Только за раз мы все вопросы решить не успеем. Придется тебе у меня заночевать сегодня.

Гордей позвал сына, который что-то ковал в кузне. Тот оставил работу, быстро собрался и поехал в соседнее село за «добрыми» мастеровыми.

— Пока Петр за плотниками съездит, прошу отведать ухи, что жена нам из щуки наварила, — пригласил кузнец гостей перекусить.

К тому моменту, как гости и хозяева поели горячей ухи, закусывая ее свежевыпеченным ржаным хлебом, как раз вернулся Петр. Он привел в избу трех мастеров. Те почтительно поздоровались с наместником и всеми остальными, сняли серые армяки из домотканой ткани и такие же шапки, чинно расселись рядком на скамье, прямо напротив Хворостинина.

Степан, теперь уже более обстоятельно, стал рассказывать плотникам про предназначение гуляй-города и его устройство, показывать рисунки и чертежи. Мужики слушали его не перебивая, с интересом рассматривали то, что было изображено на рисунках в книге.

Внимательно выслушав Степана, высокий худой плотник с многочисленными отметками оспин на лице — Никита Рябой, которого приехавшие с ним мужики звали по-простому Афанасьич, промолвил:

— Щиты такие, что в немецкой книге нарисованы, мы, наместник, из дубовых досок, что были заготовлены для ливонских кораблей, сбить можем. Только вот твой слуга говорит, что у них размеры три аршина на шесть. Такие большие щиты на наших телегах или санях перевезти никак нельзя будет. На Руси телеги и сани отродясь больше полутора аршин вширь никто не делал, поскольку у нас дорог таких просторных нет.

После слов Афанасьича в избе повисла тишина. Слышно было только, как за печкой дочка кузнеца тихонько напевает колыбельную песню своей кукле. Настя понимала, что собравшиеся в избе мужчины решают какие-то важные вопросы и, как свойственно всем детям, верила, что взрослые их обязательно решат, а потому чувствовала себя в безопасности, спокойно играла и напевала при этом.

Хворостинин, который очень надеялся на немецкую военную хитрость, растерялся от верной мысли плотника о несуразно больших размерах защитных щитов для русских дорог. Одновременно он уловил в беззаботной песне ребенка какую-то сверхъестественную надежду на то, что им удастся решить возникшую техническую проблему. Как ее решить Дмитрий Иванович не знал, а потому перекрестился и стал про себя молиться: «Господи, молитвами Пречистой твоей матери и всех святых, помози нам, грешным и окаянным!»

Афанасьич, между тем, почесал свою лохматую голову огромной натруженной ладонью и, утвердительно крякнув, начал рассуждать вслух:

— Наверно, надо делать эти щиты составными, из отдельных досок и брусов, перевозить все раздельно, а перед боем собирать вместе. Собирать доски можно будет на брусах с выдолбленными в них пазами, а потом крепить брусы четырьмя косыми балками, с помощью деревянных штырей.

Плотники стали оживленно обсуждать детали крепления таких разборных щитов. В разговор включился Гордей, которому надлежало изготовить металлические детали для крепления щитов к телегам и для сцепления их между собой цепями.

Долго обсуждали проблему устройства креплений маленьких щитков, закрывавших бойницы для стрельбы из пушек.

Изредка плотники обращались за разъяснениями к Степану, который за ночь успел полностью прочитать соответствующий раздел немецкой книги.

Хворостинин в споры мастеровых не вмешивался, боясь сбить их с делового настроя.

Через час в разговор вступил молчавший все время до этого Лука — полный, представительный мастеровой в жилете, надетом поверх белой полотняной рубахи до колена.

— А сколько боевых щитов надо смастерить-то, наместник? — обратился он к Хворостинину.

Вопрос Луки поставил Дмитрия Ивановича в тупик. Чуть помедлив, он, как Афанасьич, начал рассуждать вслух:

— Мне надо укрыть в гуляй-городе четыре сотни стрельцов, сотню пушкарей и их помощников с пушками, три сотни немецких рейтар, да около тысячи конных и пеших ратников земского ополчения. Считай, тысячу восемьсот человек».

— Нет, ты, наместник, скажи, сколько нам щитов для телег изготовить надо, а не сколько воинов за ними прятать будешь, — не унимался дотошный Лука.

В избе опять стало тихо. Как подсчитать периметр гуляй-города, который должен вместить в себя тысячу восемьсот воинов никто не знал. В школах при церквах, которые посещали некоторые из присутствующих на совещании мужчин, геометрию не преподавали. Степан в своем «Светильнике Севера» с этой наукой также не сталкивался. Все посмотрели на ученого монаха.

Иллиодор когда-то прочитал в библиотеке Свято-Пантелеймонова монастыря «Начала геометрии» Эвклида на древнегреческом языке. Зачем он ее тогда прочитал было не понятно, но сейчас монах поднапрягся и вспомнил два нужных положения теории знаменитого грека: «площадь прямоугольника равна произведению его длинны на ширину» и «периметр прямоугольника равен сумме его сторон». Теперь на основании этих правил надо было определить периметр прямоугольника, в котором планировалось разместить воинов, да еще с конями и телегами.

Это сделать было совсем непросто. Монах достал из своей неизменной холщовой сумки чернильницу с гусиным пером, бумагу и приготовился рисовать и рассуждать вслух, как бы ища поддержки в своих предположениях у остальных:

— Если поставить четыре щита квадратом, то за ними может укрыться четыре конных воина или одна телега с четырьмя пехотинцами».

Он нарисовал квадратик и поставил внутри него четыре точки, после чего продолжил:

— Если расширить огороженное пространство еще на четыре щита, то за ними укроется уже шестнадцать воинов.

К предыдущему квадратику было дорисовано еще четыре черточки и в образовавшееся пространство поставлено еще двенадцать точек — условных воинов.

— Добавление следующих четырех щитов позволит укрыть от татарских стрел уже тридцать шесть воинов, а еще четырех — шестидесяти четырех. Итого для укрытия шестидесяти четырех воинов потребуется шестнадцать щитов.

Окружающие благоговейно смотрели на тайнодействия монаха, рисовавшего квадратики, точки внутри них и ведшего неимоверно сложные арифметически-геометрические расчеты.

Так у Иллиодора счет дошел до восьмидесяти восьми щитов, за которыми могло укрыться немногим более тысячи восьмисот воинов, упомянутых наместником.

Монах хотел записать это число для памяти на бумагу, рядом с черточками и точками, но не смог, поскольку не знал, как это делается. Было это не удивительно, потому, что в те времена числа до девятисот на Руси записывались с помощью букв с особой кривой чертой наверху — титлом. Число один записывалось буквой Азъ с титлом, число два — буквой Въди с титлом, число три — буквой Глаголъ с титлом, и так далее. Десятки обозначалась также буквами с титлами. Например, число десять писалось буквой Iжей с титлом, а одиннадцать — Iжей, рядом Азъ и над ними общее титло. Для обозначения тысячи использовалась буква Азъ, обведенная кружком, но как обозначается число тысяча восемьсот Иллиодор, хоть убей, не помнил, поскольку никогда не делал записи такого большого числа.

Напомним, что первый учебник «Арифметика» Милентия Смотрицкого стал доступен в стране для изучения только сто тридцать лет спустя описываемых событий.

— Да, надо изготовить восемьдесят восемь, а лучше сто щитов для ровного счета, — радостно заявил Хворостинин, не дожидаясь, когда монах сделает запись на своем листке бумаги.

Ответ на такой сложный технический вопрос был его помощниками успешно найден, и князь собирался переходить к организационным вопросам реализации проекта построения передвижной русской деревянной крепости.

Однако воеводу опять остановил дотошный Лука Коренной:

— Постой, наместник. На рисунке в немецкой книге гуляй-город состоит из двух рядов телег с навешанными поверх них защитными щитами. Это же не случайно нарисовано?

Хворостинин принялся в очередной раз рассматривать рисунки в книге. Действительно, на одном, самом подробном рисунке боевые телеги были выстроены двумя концентрическими кругами. Степан прочитал пояснения к этому рисунку и сказал, что такое построение производится в том случае, когда опасаются, что первое кольцо обороны будет прорвано сильными отрядами противника. Татарские войска, несомненно, были сильным противником.

— Хорошо, — не стал спорить с дотошным плотником воевода. — Будем делать в два раза больше — двести щитов.

Лука мог бы гордиться тем, что своей дотошностью спас жизнь многих тысяч русских воинов, которые, помимо полка Хворостинина, вскоре смогли укрыться за развернутыми в один ряд телегами с навесными щитами, построенного им, и другими плотниками гуляй-города. Сделал это Лука потому, что просто старался хорошо выполнить работу, которую от него ждали Хворостинин, Афанасьич, Гордей, товарищи по плотницкой артели, та же малолетняя дочка кузнеца — Настя.

— В какой срок, воевода, надо построить гуляй-город? — снова взял деловой разговор в свои руки Никита Рябой.

— Татары обычно появляются, когда в степи трава зазеленеет, то есть в начале мая, — ответил ему воевода. — Что вам для работы от меня надо?

— Дубы разрешить валить в казенном лесу, а то заготовленных нами брусов и досок будет недостаточно для двух сотен щитов, — стал перечислять Афанасьич. — Цепи, чтобы щиты между собой скреплять. Гордею железа надо, чтобы он нам разных крепежных деталей изготовить мог. Телег две сотни, чтоб было к чему щиты крепить.

А что с оплатой работы, воевода? А то нам чем-то детей кормить надо, да недоимки платить.

— Я вам спишу все недоимки, да еще заплачу по двугривенному за каждый щит, — ответил, подготовившийся к этому разговору Хворостинин. — Вот, уже привез задаток.

Хворостинин кивнул Степану и тот положил на стол увесистый мешок с серебром, которое наменял ему Йосиф.

Плотники довольно загудели, поскольку это был хороший заработок. Правда, работа тоже предстояла не простая, да и спешная.

После решения вопроса с оплатой, плотники стали обсуждать с Гордеем, что и как он для них выкует. Деловые разговоры затянулись до позднего вечера.

По окончанию переговоров Гордей достал из подпола деревянную ендову с хмельным медом. Ее содержимого как раз хватило, чтобы налить по большой деревянной кружке каждому взрослому мужчине.

Слово взял Афанасьич. Старшой артели плотников почувствовал, что Дмитрий Иванович печется душой о том, как уберечь русский народ от врагов, что он свой, пусть, и облечен большой властью. Такую сложную мысль выразить словами он не мог и поэтому сказал по-простому:

— Ты, Дмитрий Иванович, веди нас, куда надо и в мирной жизни, и в бою. А мы не подведем, поскольку ты страх Божий в душе имеешь, а потому наш — русский. Дай Бог тебе здоровья!

Плотники выпили за здоровье наместника, а потом затянули грустную застольную песню про судьбу добра молодца:

Погуляй-ка, добрый молодецъ,

Покуль воля тебѣ есть!

— Ужъ я радъ бы погуляти, —

Товарища со мной нѣтъ!

Ужъ какъ есть одинъ товарищъ —

Вороненекъ добрый конь;

А второй-то мой товарищъ —

Зелененекъ тугой лукъ;

Какъ бы третій мой товарищъ —

Есть каленая стрѣла.

Каленую эту стрѣлочку,

Въ чисто поле отпущу.

Полетай-ка, моя стрѣлочка,

Въ чисто поле далеко,

Въ чисто поле, моя стрѣлочка,

Въ бѣлъ полотняный шатеръ.

Какъ въ этомъ-то во шатрочкѣ,

Сѣрый потничекъ лежитъ;

Что на томъ ли да на потничкѣ

Добрый молодецъ лежитъ;

После этой песни запели еще одну. Она была про несчастную любовь и разбередила всем душу.

Артельщики были непрочь выпить еще по одной кружке, но Гордей хмельного меда больше не наливал. Тогда плотники засобирались домой.

Петр, котором по малолетству хмельного не наливали, отвез их на санях обратно в Преображенье.

Гордей по случаю приезда гостей истопил баню, которая стояла в паре сотен шагов от его избы, на берегу небольшого лесного ручья. Мужчины долго парились в топившейся по черному бане, бросая раскаленные на огне камни в бадью с водой. Мылись простонародным мылом — древесной золой, залитой кипятком и распаренной в печи. Потом хлестали друг друга березовыми вениками, обливались горячей, потом холодной водой, потом опять парились.

Изможденные баней мужчины вернулись в избу уже затемно, выпили жбан холодного мятного кваса, чтобы утолить разыгравшуюся жажду и, наконец, легли спать.

На смену мужчинам в жарко натопленную баню пошли Наталья и Настя.