Общественно-политическое устройство (самодержавие, сословная структура общества). Соборное уложение 1649 г. Система крепостного права - Россия в XVII в. - История России XVII-XVIII в.

От потрясений Смутного времени страна оправлялась почти полстолетия. Необходимо было восстановить разрушенную систему управления, возродить армию, наладить финансы. Новая династия Романовых не могла решить эти вопросы без содействия представителей «земли», созывавшихся на Земские соборы. В XVII в. они выступали в качестве совещательного органа при верховной власти, когда правительство намечало крупные внешнеполитические акции или нуждалось в деньгах.

Для созыва собора из Москвы рассылались по уездным городам царские грамоты о выборе депутатов «изо всех чинов... для земского совета» по примерным нормам. Местные воеводы должны были организовать такие выборы от посадских и служилых людей; только в исключительных случаях (как в 1613 г.) на Соборе были представители государственных крестьян и никогда — владельческих. Четких правил избрания не существовало. Города посылали разное количество депутатов; не сложились твердые нормы представительства и от различных групп населения; не всегда понятно, как проходили сами выборы. По итогам выборов составлялся протокол; депутаты с письменными подтверждениями своих полномочий прибывали в столицу, где им выдавали небольшое жалование на расходы.

В назначенный день всех прибывших собирали в Кремле, в Грановитой или другой палате дворца. Один из думных дьяков объявлял «повестку дня» и просил собравшихся обсудить тот или иной вопрос. Депутаты совещались, после чего подавали по «чинам» свои коллективные мнения — «сказки» или «речи». Так, в 1614—1618 гг. и в 1632—1634 гг. принимались решения о взыскании дополнительных налогов; на Соборе 1621 г. решался вопрос о войне с Польшей; в 1639 г. депутаты обсуждали насилия над русскими посланниками в Крыму; в 1648-1649 гг. — Соборное уложение; в 1653 г. — присоединение Украины. Иногда правительство довольствовалось высказанными мнениями; в других случаях, как в 1653 г., составлялся соборный акт — «приговор» с единодушным мнением: Украину в подданство принять, а «против польского короля войну весть».

В 1613—1622 гг. Земский собор заседал почти постоянно. Однако затем он стал созываться все реже и реже, и в 1653 г. состоялся в последний раз. «Земство» поддержало монархию, но не смогло юридически закрепить свое право на участие в решении государственных дел. Самые активные и влиятельные — дворяне — добились в 1649 г. права на вечное владение крепостными (не случайно бессрочный сыск крестьян они называли «божьим даянием»). «Третье сословие» горожан и буржуазии в XVII в. еще не сложилось. А новая династия сумела восстановить и укрепить централизованный механизм управления.

Возглавлял государственную машину царь Алексей Михайлович (1645—1676 гг.) — первый самодержец-бюрократ в нашей истории. Государи XVI в. бумаг в руки не брали — это считалось «невместным» занятием для их сана. А царь Алексей не ленился проверять расходные ведомости дворцового хозяйства, читал доклады послов и воевод даже во время церковной службы, сам правил грамоты. Из-под его пера выходили десятки писем и сотни резолюций. Алексей Михайлович участвовал в трех военных походах 1654—1656 гг., но прежде всего занимался организацией армии и ее снабжением. Для контроля над своим аппаратом царь основал Счетный приказ для финансовых проверок и собственную канцелярию — приказ Тайных дел, чьи подьячие посылались наблюдать за послами и воеводами.

Боярская дума из узкого собрания (20—30 чел.) превратилась в большой совет (153 чел. в 1690 г.), который в полном составе обычно и не собирался. Зато выделились «думные дьяки» (руководители крупнейших приказов) и ближайшие «комнатные бояре» — такие как «временщик» В. В. Голицын, фаворит царевны Софьи. По вопросам военного дела, управления, судебным делам по государственным преступлениям царь издавал свои «именные указы». Однако законы, связанные с правовым регулированием землевладения царь, как правило, обязательно отдавал на рассмотрение Думы.

В XVII в. укреплялись бюрократия и новая армия — опоры царской власти. Наступил расцвет приказной системы. В середине столетия одновременно действовали уже около 40 приказов, а в 1690 г. — 50. С 1646 г. по 1698 г. количество дьяков и подьячих выросло почти в 5 раз — с 845 до 4646 человек.

При этом система приказов оставалась сложной и не всегда понятной для человека «с улицы». Почти все приказы были одновременно и административными, и судебными, и финансовыми органами. Например, Пушкарский приказ не только ведал артиллерией, но и судил пушкарей и мастеровых пушечных дворов из разных городов, взимал с них налоги и не позволял другим органам вмешиваться в свою компетенцию. Общего бюджета в стране не существовало, и большинство приказов получали средства из налогов с определенных земель и городов. Действовали и территориальные приказы — например, Сибирский, ведавший всеми вопросами в границах этой области.

Бюрократия становилась потомственной; ее верхушка — думные дьяки и руководители приказов — получала за службу поместья и дворянские звания. Рядовые же «приказные люди» имели небольшое денежное и хлебное жалование, которое постоянно урезали, да и к тому же его надо было выпрашивать особой челобитной. Приказные «кормились от дел» — брали плату за снятие копий, выдачу справок, написание просьб-челобитных. За работу подьячему следовало принести в «почесть» свежей рыбы или куль соли, а для ускорения дела — накормить его обедом с чаркой вина и заготовить «поминки». Все это считалось нормальным порядком, в отличие от «посулов» — взяток за нарушение закона или «неправое» решение дела в суде.

Бюрократизация шла и «снизу». В XVII в. в 200 с лишним уездах Московского государства стали присылаться из Москвы воеводы, сосредоточившие в своих руках военную, административную и судебную власть над местным населением.

При воеводском дворе появилась «приказная изба» со своими дьяками и подьячими: там имелось «Уложение», велось делопроизводство, хранились эталоны мер и весов. Однако развитого аппарата власти у воеводы еще не было, поэтому к делу он привлекал гарнизонных стрельцов, а также своих родственников и даже холопов. В глазах служилых людей такое назначение воспринималось как отдых от боевой службы, и дворяне не стеснялись просить государя «отпустить на воеводство покормиться». По традиции местные жители должны были содержать воеводу и подносить ему по праздникам «корм» натурой и деньгами, который никакими законами не регулировался и в несколько раз превосходил официальное жалование. За два года своего «воеводства» такие администраторы получали только «в поднос» и «в почесть» от населения 1,5—2 тыс. руб. (что являлось целым состоянием), не считая судебных пошлин, взяток, доходов с махинаций с таможенными и кабацкими сборами, поборов с купцов и изымавшихся у ремесленников вещей.

В XVII в. земские власти попали в подчинение к воеводе. Но и воевода не мог управлять уездом без поддержки местных выборных органов, так как именно они раскладывали и собирали налоги. Поэтому земский и волостные старосты порой могли, например, уговорить воеводу снизить налоговое бремя в периоды голода или военного разорения. В иных случаях местный «мир» добивался смещения жадного или жестокого воеводы или, наоборот, просил оставить воеводу по истечении срока «за рассуд» и даже защищал его от восставших во время крестьянской войны 1670-1671 года.

Поэтому русское государство в XVI-XVII вв., несмотря на усиление царской власти, еще не представляло собой самодержавную или абсолютную монархию; переход к ней завершился лишь в XVIII в. Скорее ее можно назвать «патриархальной монархией», отчасти ограниченной аристократией, представительными учреждениями и церковью, а внутренне — обычаем и православной догматикой. Государь осуществлял традиционное господство, так как оно основывалось на вере в законность и священность издревле существующих порядков.

Новый свод русских законов (Соборное Уложение 1649 г.), в отличие от прежних судебников, охватывал все отрасли права: регламентировал отношения крестьян и их владельцев, определял положение посадских людей и дворян. Уложение полностью законодательно оформило поместную систему и расширило права помещиков: на «прожиток» в случае невозможности продолжать службу; на обмен поместья (на другое или на вотчину); появилась возможность получить в награду поместье в вотчину. Закреплялось монопольное право горожан на занятия промыслами и торговлей и владение недвижимостью — лавками, погребами, дворами, амбарами. Ликвидировались так называемые «белые слободы» — частные городские владения бояр или монастырей, чье население не платило государевых податей.

Впервые в русском законодательстве Соборное Уложение выделило в особую главу уголовноправовую защиту государя и его «чести», причем даже умысел на «государское здоровье» карался смертной казнью; такое же наказание грозило участникам любого выступления «скопом и заговором» против бояр, воевод и приказных людей, т.е. всех представителей власти. Закон закрепил формулу «государево слово и дело»: узнавший об «измене» или непристойных словах в адрес власти должен был немедленно донести о них и доставлялся в Москву для допроса; недонесение каралось смертью.

Глава десятая «О суде» — самая большая по объему, наиболее тщательно разработана; ее дополняло право на отвод судьи, если тот «будет недруг». Фальсификация судебного дела квалифицировалась Соборным Уложением как серьезнейшее преступление — «диаку за то учинити торговая казнь, бити кнутом, а во дьяцех не быти, а подъячего казнити, отсечи рука».

Законы предусматривали защиту личности от «бесчестия»; штрафы в условиях сословного общества отличались по своей величине — от 70 до 100 руб. для знатного человека, до 2 руб. для крестьянина и 1 руб. для «гулящих людей». Наказания также назначались исходя из сословной принадлежности подсудимого: за неумышленное убийство крестьянина дворянину полагалась недолгая тюремная изоляция «до государева указа», а крестьянину — кнут и сдача в холопы владельцу убитого. В качестве наказания появились ссылка «в дальние города» и в Сибирь и использование заключенных на каторжных работах. Широко применялись членовредительские наказания: отрезание уха, руки, носа, порка кнутом или батогами. Особо опасные преступления карались квалифицированной смертной казнью: за поджог двора — сожжением, за изготовление фальшивых денег — заливанием горла расплавленным свинцом; за убийство мужа жену живьем закапывали в землю. Соборное Уложение стало первым печатным памятником права в России — до этого обнародование законов происходило путем громкого оглашения на площадях и в церквах.

Опыт Смуты показал, что дворянское ополчение и стрельцы по своим боевым качествам уступали войскам соседей России. Поэтому уже при царе Михаиле с 1630 г. началось формирование полков «нового строя». Набор солдат-иноземцев оказался неудачным: наемники дорого стоили и при невыплате жалованья могли перейти к противнику. В дальнейшем на службу в Россию приглашали только офицеров с патентами и рекомендациями. Во второй половине XVII в. на русской службе находилось 300—500 таких иноземцев; они вместе с семьями составляли большую часть населения московской Немецкой слободы. Рядовых в солдатские, драгунские и рейтарские полки сначала брали из добровольцев — беспоместных дворян, казаков и «вольных людей», а с 1658 г. стали проводиться наборы «даточных людей» (1 человек с 20—25 крестьянских дворов) в пожизненную солдатскую службу. Солдаты находились на государственном обеспечении и жили в городах в особых солдатских слободах. К концу столетия в этих полках сложился отечественный офицерский корпус из дворян.

Латы, мушкет и шпагу солдатам выдавало государство. Полки делились на роты; появились офицерские (прапорщик, поручик, капитан, полковник) и генеральские чины. В полках их обучали строю и стрельбе по европейским уставам, переведенным на русский язык, — «Учению и хитрости ратного строения пехотных людей» (1647 г.). К 1680 г. полки «нового строя» составляли уже 80 тыс. человек, т.е. половину русской армии. Такая перестройка имела и социальную сторону: постоянная армия делала царя все более независимым от самих служилых землевладельцев. Модернизация армии и постоянные войны XVII в. (со Швецией, Польшей, Турцией и Крымским ханством) требовали огромных затрат: военные расходы в 1680 г. составляли более 60 % бюджета.

В России до XVIII в. не существовало общего финансового управления и привычного для нас понятия бюджета. Отдельные учреждения — «приказы» сами собирали и расходовали деньги; на местах воеводы составляли «окладные росписи» всем предполагавшимся доходам и собирали их с помощью выборных «мирских» властей. Неплательщиков в допетровской России обычно ставили «на правеж», т.е. ежедневно били палками по ногам перед приказной избой, затем отпускали; с утра операция повторялась до тех пор, пока деньги не вносились. После реформы 1679 г. Все прямые налоги были сведены в один («стрелецкие деньги»), который стал теперь исчисляться не с «сохи», а с двора. От того времени до нас дошла и первая попытка составить единый бюджет: из документов следует, что доходы составляли 1 220 367 руб. (напомним, что 1 рубль того времени «стоил» примерно 17 золотых рублей начала XX в.). Но при этом приказные и воеводы не вмешивались в раскладку налогов: их размеры на семью определяли сами крестьяне-общинники или посадские люди.

Основными косвенными налогами оставались государственные монополии на соль и хлебное вино (водку). Прочими источниками денежных поступлений государства служили таможенные пошлины, а также доход от перечеканки западноевропейских серебряных талеров в копейки. «Бунташный» XVII век показал, что резкие эксперименты с налогами грозят серьезными последствиями. Правительство боярина Б. И. Морозова попробовало однажды перенести тяжесть обложения на косвенные налоги: в 1646 г. цену на соль увеличили в 3 раза — и ее перестали покупать. Реформа провалилась, и власти объявили о сборе отмененных перед тем прямых налогов, чем вызвали массовое недовольство, вылившееся в грозное восстание в Москве в 1648 году.

В эпоху Смуты исчезли удельные и «служилые» князья — вассалы царя и владельцы собственных княжеств. Представители знатных и незнатных фамилий теперь располагались на «лестнице» служилых «чинов», сильно различавшихся по статусу и доходам, но все они безусловно были обязаны нести службу.

Самой престижной была служба в составе «государева двора»; первые места («думные чины») занимал цвет московской знати. Боярский чин «сказывался», как правило, представителям наиболее «честных» родов, чьи предки издавна бывали «в боярех», — Шереметевым, Бутурлиным, Морозовым, Салтыковым. С ними в Думе заседали потомки князей Рюриковичей и Гедиминовичей: Голицыны, Куракины, Хованские, Мстиславские, Шуйские, Долгоруковы, Одоевские и другие. Вместе с боярами в работе Думы участвовали также окольничие (их ранг считался ниже боярского); еще ниже располагались думные дворяне и думные дьяки.

В XVII в. в число бояр постепенно проникали представители неродовитого дворянства. Одни из них выдвигались благодаря службе и царской милости — так стали боярами при царе Алексее известный дипломат А. Л. Ордин-Нащокин и «ближний боярин» А. С. Матвеев. Другие получали боярство благодаря царской женитьбе, которая возвышала новых «худородных» родственников царицы — Стрешневых, Милославских, Нарышкиных, Лопухиных. В 1678 г. бояре в среднем имели по 800 крестьянских дворов (на деле — от нескольких десятков до десяти тысяч дворов) в больших и маленьких вотчинах. В боярских усадьбах жили десятки, а иногда и сотни слуг-хо- лопов, составлявших «двор» хозяина.

За «думцами» шли менее знатные, но все же родовитые дворяне московские (5—6 тыс. чел.). Выходцы из этого круга занимали придворные чины стольников, стряпчих, жильцов. Они же становились командирами в полках, судьями в приказах, послами, воеводами в провинции получали высокое жалованье (в среднем примерно 50 руб. в год). Вотчина такого дворянина насчитывала около 40 дворов и более сотни крестьян.

Отношения между родами и назначения по службе чинов государева двора регулировались путем местничества. В XVI в. «местничались» лишь представители аристократической верхушки, но в XVII в. такие споры охватили почти все дворянство и стали препятствием в нормальной работе учреждений и в военной службе. В 1682 г. «братоненавистное и любовь отгоняющее местничество» было отменено.

В самом низу этой системы находились «дети боярские» или «дворяне городовые» — основная масса мелкопоместных дворян, которые «всем городом» шли на войну. В середине XVI в. провинциальные помещики в среднем имели по 20—25 дворов, а в середине XVII в. — только по 5—6, да перед большим походом получали жалованье в 5—12 (лошадь или сабля стоили 3—4 руб.). Владения большинства помещиков были небольшими, и на их положении сразу же сказывались неурожаи, чрезвычайные поборы и разорение Смутного времени. В отсутствие владельца крестьяне нередко бежали; у бедных помещиков их сманивали, а то и насильно увозили «сильные люди» из числа придворной знати.

Перечисленные выше «чины» назывались служилыми людьми «по отечеству» — в отличие от служилых людей «по прибору», принимавшихся на службу за жалованье. Большую часть их составляли стрельцы. В 1681 г. их насчитывалось 55 тысяч; служили они в полках под управлением голов и сотников — как правило, из дворян. В свободное от службы и походов время стрельцы занимались ремеслом, торговлей и разными промыслами, которые приносили немалый доход. Они имели ряд привилегий: не платили налогов и пошлин с судебных исков, получали ссуду на обзаведение двором, не попадали в кабалу при неуплате займа и т.д.; из царского дворца им выдавали денежные подарки и угощение. Судили стрельцов в их ведомстве — Стрелецком приказе.

Московские стрельцы являлись и основной полицейской силой в столице, и царской охраной. Царь лично проверял росписи стрелецких караулов придворного Стремянного полка, отдавал для них пароли, отправлял стрелецких командиров в «посылки» военного, хозяйственного и дипломатического характера. Он же периодически устраивал угощения стрельцов, заботился об их платье и питье.

Городовые стрельцы составляли большую часть гарнизонов крепостей и служили на засечных чертах. Их служба обеспечивалась денежным (2—3 руб.) и хлебным жалованьем и выдачей во время войны «служилых хлебных запасов». Вместо жалованья они иногда получали землю под пашню, которую обрабатывали своими силами. Вместе со стрельцами служили и другие «приборные» люди: пушкари, «воротники», служилые казаки.

Служилые казаки (не путать с «вольными» казаками Дона или Терека!) делились на полковых (в составе войска на походе) и сторожевых. Задачи последних по охране границ и дозорной службы в «Диком поле» определял «Устав сторожевой и станичной службы» 1571 г. Они имели своих выборных атаманов, подчиненных местному воеводе, и, должны были являться на службу на своих конях и со своим оружием. В XVI в. рядовые казаки, а в XVII в. стрелецкие «головы» и казачьи атаманы получали поместья и переходили в разряд служилых людей «по отечеству».

Крестьяне делились на дворцовых, боярских, церковных и черносошных. События Смуты на время прервали процесс утверждения крепостного права, однако он возобновился при новой династии. Нуждаясь в поместном войске, правительство царя Михаила Федоровича провело в 1619—1620 гг. массовые раздачи дворцовых и казенных земель в центре страны; были восстановлены и «урочные лета». Но пятилетний срок сыска не устраивал служилых людей: за это время вернуть беглых крестьян было трудно, а из вотчин «сильных людей» — практически невозможно. Не раз приходилось помещикам мотивировать неявку на службу: «Бежали людишка мои, поехал за людишками гонять».

В 30-е гг. XVII в. к царю не раз направлялись коллективные дворянские челобитные с жалобами на то, что «московские сильные люди» и богатые монастыри переманивают их крестьян, а вернуть их обратно за 5 «урочных лет» находившийся постоянно на службе помещик не мог. Только в 1641 г. срок сыска крестьян был продлен до 10 лет. Восстание 1648 г. в Москве (тогда к посадским людям примкнули и недовольные дворяне) заставило царя ввести в новом своде законов 1649 г. бессрочный сыск беглых крестьян с их семьями и имуществом. Вводился также штраф (10 руб. за каждого беглого) за их прием и укрывательство.

Закон 1649 г. стал важным этапом в становлении крепостничества в России. Но при этом крестьяне еще не лишились окончательно своих личных прав: по Соборному Уложению они могли владеть имуществом и совершать от своего имени сделки; быть истцами, ответчиками и свидетелями в суде; наниматься на работу к другим лицам. Крепостных было запрещено обращать в холопы, а поместных крестьян — переводить в вотчину. «Уложение» устанавливало штраф в 1 рубль за «бесчестье» как черносошного, так и «боярского» крестьянина. Это было в 50 раз меньше, чем штраф за оскорбление боярина; но все же закон официально признавал «честь» крепостного, что будет уже немыслимо в следующем столетии.

Однако и в XVII столетии права крестьян все больше подвергались ограничению. По Соборному Уложению долги помещика уже могли быть взысканы с его крестьян. В 60-е гг. XVII в. сложилась государственная система сыска беглых: теперь помещик уже не сам «гонял за людишками», а обращался к специалистам — «сыщикам». Они предъявляли местным властям государеву грамоту, требовали от них вооруженную силу и с ее помощью разыскивали и возвращали беглых.

В 1683 г. появился первый аналог нынешних паспортов — «покормежная память». Этот документ выдавался землевладельцем и подтверждал, что указанный в нем крестьянин не беглый, а отпущен хозяином на заработки или на городской торг. На практике к концу XVII в. помещики уже заставляли своих крестьян вступать в брак и продавали их. Из актов той поры известно, что крестьянская семья (муж, жена и дети), способная вести хозяйство, стоила довольно дорого — 25—30 руб., в то время как молодая «девка» продавалась не дороже 1 руб. По указу 1688 г. все подобные сделки должны были регистрироваться в Поместном приказе и с них взималась особая пошлина.

Крепостничество распространялось не только «вглубь», но и «вширь» — в виде земельных раздач: в царствование Алексея Михайловича было пожаловано 13 960 крестьянских дворов; за шесть лет правления царя Федора Алексеевича (1676—1682 гг.) — 6274; в 1682—1690 гг. — 17 168 дворов. Перепись дворов 1678 г. (без населения Украины и Сибири) показала, что 67 % крестьянских хозяйств принадлежали светским помещикам и вотчинникам, 13,3 % — церкви, 9,3 % — царю (дворцовые крестьяне) и только 10,4 % оставались государственными, т.е. «черносошными».

Другой путь в зависимость вел через все еще сохранявшееся в XVII в. холопство. Холопами могли стать разорившиеся помещики и другие служилые люди, составлявшие свиту или «двор» знатного лица. С другой стороны, в холопы шли обнищавшие вконец горожане или же отдавали своих детей, которых им было нечем кормить. Господин обязан был такого кабального холопа «кормить и голодом не морить»; кабальный работал на хозяина до его смерти, после чего получал свободу.

По переписи 1646 г. горожане составляли 1,2 % всего населения. Действительно крупных центров (500 дворов и больше) в стране было только 15; среди них, помимо Москвы и Новгорода, выделялись Ярославль (2 800 дворов), Казань (1 200 дворов), Устюг (750 дворов), Калуга (600 дворов). Многие городки, особенно южные, оставались прежде всего крепостями и на 3/4 были заселены «служилыми людьми по прибору». Наиболее зажиточных горожан правительство в XVII в. переселяло в центр или на окраины в своих интересах. Все это препятствовало складыванию единого городского сословия. С конца XVI в. в некоторых городах запрещались переходы посадских людей. Теперь только третий сын посадского человека мог записаться на службу — например, стать стрельцом.

Верхушку города составляли «гости» — самые крупные купцы-оптовики. Их было мало: в середине XVII в. — всего 13 человек; все они проживали в Москве. «Гости» вели заморскую торговлю и получали особые привилегии: освобождались от пошлин и всех городских повинностей, могли владеть вотчинами и крестьянами; имели право топить баню летом (что категорически запрещалось остальным горожанам из-за опасности пожара), изготавливать и хранить водку («хлебное вино»). Сами «гости» и их люди были неподсудны местным властям — их судили только в Москве. «Бесчестье» «гостей» каралось огромным штрафом в 50 рублей.

Следующие за ними — купцы «гостиной» и «суконной сотни». И те, и другие освобождались от уплаты проезжих пошлин и от некоторых обычных для горожан повинностей — постоя, поставки подвод; были подсудны лишь царю или его казначею. Они также имели право владеть дворами и промыслами в других городах и до 1649 г. платили налоги отдельно от прочих посадских людей, делившихся по имущественному состоянию на «лучших», «середних» и «молодших». Кроме постоянных жителей, в каждом большом городе проживали «вольные» люди: разорившиеся служилые, отпущенные холопы, не попавшие в писцовые книги дети и родственники крестьян и посадских. Эти «ярыжки» и «гулящие люди» становились наемными рабочими, грузчиками, слугами.

Соборное Уложение 1649 г. закрепило право на регулярную торговлю (право держать или арендовать лавку) за горожанами. Приезжавшие в город крестьяне должны были торговать «с возов» и не могли покупать лавок. Но одновременно государство прикрепило горожан к посадам: они должны были жить «впредь бесповоротно за государем, где кто в тягло отдан». Власть сделала русский город коллективным крепостником: другая статья того же «Уложения» предписывала «сыскивати и свозити на старые их посадские места» всех ушедших и переселившихся. Последующие акты уже прямо запрещали прием крестьян в общину и переход горожан с посада на посад «под смертной казнью».

Но и «гости», и купцы «сотен» свои привилегии получали лишь на условии обязательной службы государству: они должны были продавать казенные товары и закупать иностранные по заказу двора, собирать торговые и таможенные пошлины в портах, работать в государственных учреждениях (Сибирском приказе, Монетном дворе). Эти занятия отрывали их от собственных дел и грозили разорением, поскольку за «недоборы» они отвечали собственным имуществом. Поэтому богатые горожане не очень стремились стать членами таких «сотен», и власти принудительно зачисляли в их состав провинциальных купцов.

Посадские люди были разобщены. Некоторые из них — например, стрельцы — освобождались за службу от податей, другие обслуживали дворцовое хозяйство (Кадашевская, Басманная, Конюшенная и другие слободы в Москве), прочие ведались и судились разными государственными учреждениями. Городскую общину государство приспосабливало для своих нужд так же, как и сельский «мир». Горожане сами раскладывали и собирали налоги; избирали из своей среды земских старост и дьячков. Зажиточных и грамотных посадских воеводы назначали или продавать «государеву» соль и вино, и они расплачивались за недополучение доходов своими средствами. Посадские должны были строить и чинить городские укрепления и двор воеводы, охранять порядок на улицах, предоставлять подводы, размещать на постой войска. По «чину» каждого определялся его правовой статус и соответственно штраф за «бесчестье» — оскорбление — в 5—7 руб. Однако четких сословных прав для горожан не существовало: они могли быть «переведены» на жительство в другой город и в другой «чин» — например, из «черных» людей в «гостиную сотню».

В российских условиях в XIV—XVII вв. не сложились прочные корпорации-сословия на общегосударственном или региональном уровне, не было вольных городов-коммун, влиятельного городского «третьего сословия» и представительных сословных учреждений, обладавших силой давнего права и обычая. Основой складывания российской политической традиции стала формировавшаяся начиная с XIV в. система военнослужилой государственности, способствовавшая политическому объединению страны при отсутствии развитой городской экономики, денежных связей, самоуправляемых гильдий и цехов. В итоге сложилось общество, в котором основные социальные группы в XVI—XVII вв. стали «служилыми сословиями» — всех их объединяло не столько наличие особых прав и свобод, сколько обязательная, в той или иной форме, служба государству.